Понимаешь ли, дневник, с самого детского сада я увлекаюсь кино. Стены моей комнаты в Амстердаме были завешаны плакатами любимых звезд. Я могла в точности пересказать содержание любого фильма и назвать имена снимавшихся в нем актеров. Короче говоря, я была обыкновенным киноманом, помешанным на звездах.
Ну, мы упаковали наши скромные пожитки и сели в поезд на запад, прямо как одна отважная душа из «Дилижанса» Джона Форда. Меня поразил простор моей новой родины, ее разнообразный ландшафт. Самое большое впечатление произвели фермы — на этой земле никогда не будут голодать!
По приезде, как мы и надеялись, Ганс и Дитрих быстро нашли работу. И не в какой-нибудь заурядной студии, а в самой большой: «Метро-Голдвин-Майер».
В «МГМ» работает двадцать режиссеров, семьдесят пять сценаристов и двести пятьдесят актеров и актрис! В прошлом году их доход составил пять миллионов долларов. Это рекорд!
И, дневник, твоя подруга Анна только что пела главе киностудии Луису Б. Майеру.
Понедельник, 18 июня 1939 года
Дорогая Присцилла.
Даже не знаю, с чего начать.
По правде, жизнь в Америке делает человека намного взрослее, чем он есть на самом деле! (И хотя мало кто это признает, приятные моменты иногда столь же мучительны, как и неприятные…)
Я всегда была не по годам развитым ребенком (а какое наслаждение получали Пим и Маме, браня меня за это!). Однако, приехав в Голливуд, я поняла, что легла спать ребенком, а проснулась юной женщиной. Хоть мне и исполнилось всего десять, я ощущаю себя на пять лет старше. (Пусть моя фигура и не поспевает за мной!)
Но я все хожу вокруг да около важного события. Мне почему-то трудно запечатлеть его на этой странице, вдруг оно окажется мыльным пузырем моего разыгравшегося воображения.
Сегодня господин Майер предложил мне роль!
И не просто роль, а главную роль в новом фильме для всей семьи. (Господин Майер говорит, что никогда бы не поставил свое имя в титрах фильма, который постыдился бы показать своей семье.)
Произошло это так.
В восемь утра зазвонил телефон. Выслушав сообщение, дядя Ганс озадаченно посмотрел на меня.
— Анна, это была секретарша Майера. Он хочет, чтобы ты подошла к нему в офис в десять.
Я ходила по дому как в тумане. Даже не заметила, как мы подъехали к студии, и в следующее мгновение я уже сидела перед огромным письменным столом господина Майера. Дядя Ганс находился рядом со мной.
— Итак, госпожа Франк, ваш дядя сказал мне, что вы желаете стать актрисой.
— Да, сэр. Все считают, что у меня хорошо развита мимика. Еще в Амстердаме я часто изображала друзей. И незнакомцев.
— Ваша проба говорит о таланте, большом таланте. Обычно мы начинаем с мелких ролей в разных картинах, но получилось так, что есть фильм, где ваш опыт был бы весьма ценен. Вы читали «Волшебника страны Оз»?
— Книгу Фрэнка Баума? Конечно.
— Вот ее-то мы и экранизируем. Или по крайней мере пытаемся. Не знаю, что с этим проектом не так, но иногда он кажется проклятым. Я хотел начать съемки в прошлом году, однако у Вика — Вика Флеминга — не хватало времени из-за съемок «Унесенных ветром». Мой зять Селзник был в полной запарке. А как только он освободился — всего месяц назад, — мы потеряли Джуди.
На лице господина Майера появилось выражение искренней горести. Я знала, что Джуди Гарленд была его любимицей.
— Да, ужасное несчастье, — сказала я, хотя вряд ли это могло его утешить. — Я плакала, когда прочла о ней в «Фотоплее».
Господин Майер одобрительно взглянул на меня.
— Я ценю, что это тебя так растрогало, Анна. Большая потеря не только для меня, но и для студии. Смерть Джуди в автомобильной катастрофе положила конец съемкам, а мы уже сделали несколько основных сцен с ее участием. В довершение ко всему на прошлой неделе у Бадди Эбсена возникла аллергия к гриму Железного Дровосека. Я чуть не отказался от проекта, но тут каким-то чудом появилась ты.
Господин Майер поднялся с кресла, обошел стол и сел на его край.
— Анна, я думаю, ты прекрасно подойдешь на роль Дороти. Мне все больше казалось, что Джуди в свои семнадцать слишком стара для такой героини. Баум писал о ребенке, о наивной доброй девочке, и я представляю ее именно такой, как ты. Тебя это интересует?
Я едва могла дышать и все же как-то ответила:
— Интересует ли меня это? Господин Майер, я бы жизнь отдала за такую роль!
Господин Майер хлопнул ладонями по коленям.
— Замечательно. Значит, решено. Теперь мне осталось подобрать кого-нибудь на замену Эбсену.
Когда мы с дядей Гансом поднялись уходить, Майер остановил нас.
— Ах да, и еще одно, малышка. Твоя фамилия. Ее нужно заменить. Откровенно еврейская. Да и где-то немецкая. Акцента почти не чувствуется, а на занятиях мы полностью отшлифуем произношение, но вот имя тебя сразу же выдаст. Не пойми меня неправильно, я сам иудей, поэтому речь не о предрассудках. Просто публика предпочитает, чтобы звезды были конфессионально нейтральными, понимаешь?
Признаю, что была обескуражена, я ведь никогда не считала свое происхождение чем-то постыдным. Но я быстро пришла в себя.
— Может, я взяла бы фамилию дяди?
— Холлэндер? Длинновато. А что, если его укротить? Как тебе «Анна Холлэнд»?
— Звучит неплохо, — согласилась я, почти не думая.
Господин Майер улыбнулся и пожал мне руку.
— Малышка, я вижу, мы поладим.
Вторник, 26 июня 1939 года
Дорогая Присцилла.
Мой первый день съемок имел потрясающий успех, но устала я больше, чем могла себе вообразить. Я сразу сдружилась со всеми звездами, уняла их первоначальную зависть, что такой новичок, как я, сразу получил главную роль. К вечеру мы шутили и баловались в перерывах между работой, прямо как старые приятели.
Мне выделили наставницу, чтобы сопровождать меня на съемочной площадке. (Как бы мне хотелось, чтобы на ее месте были мама, может, это сблизило бы нас…) Ее зовут Тоби Уинг, и боюсь, что, как я ни старайся, буду всегда считать ее довольно грубой и вульгарной особой. Несколько лет назад она исполняла какие-то мелкие роли, в основном на студии «Парамаунт», но, по сути, не работала с ленты «В поисках красоты» тридцать четвертого года. И каким-то образом — не хочу и думать о подробностях обстоятельств — оказалась среди обслуживающего персонала в «МГМ». Она довольно симпатична, похожа на манекенщицу благодаря своим платиновым волосам и длинным ногам, которые демонстрирует при первой же возможности! Однако она лопает пузыри баббл-гама и ужасно шепелявит.
Когда я сравниваю ее с тобой, Присцилла, мой воображаемый друг, какой же неотесанной она мне кажется!
Представь себе, Тоби пыталась во время обеда дать мне урок математики: «Прежде всего надо следить за весом, цифры в этом деле не повредят. Они понадобятся, когда начнешь считать свои брильянты».
Брильянты? Можно подумать, я здесь за этим!
Воскресенье, 2 сентября 1939 года
Дорогая Присцилла.
Прости меня, что так долго не писала. Съемки не оставляют мне ни одной свободной минуты. Но вчерашние события просто требуют обратиться к тебе.
Гитлер вторгся в Польшу. И добавить тут нечего. Началась война, которой все так давно опасались.
Ах, что же будет с моими милыми Пимом и Мамс, не говоря уже о друзьях? Питер, Мип, Элли, Лиз, Джо, Санна — пока они в безопасности. Но у меня дурное предчувствие, что их ждет беда.
Всё, что мы с Марго можем делать здесь, в Америке, так это молиться. Представить себе не могу, какая сейчас жизнь в Европе. Время, прожитое в Амстердаме, кажется таким далеким. Наверно, я стала настоящей американкой.
Четверг, 30 апреля 1940 года
Дорогая Присцилла.
Уже десять месяцев идут съемки. Кто мог подумать, что потребуется так много времени? У меня такое чувство, словно я прошла сквозь огонь, который выжег всю мою прежнюю сущностью. Из пепла я восстала новым человеком, более сильным и зрелым, который заслужил право произнести магические слова: «Съемка окончена!»
